Кто твой главный враг?

Вилле скомкал обёртку и кинул на пол, та тут же растворилась в белизне мира.

Люди исконно боялись тьмы и ночи. Всегда сторонились их. Знали бы они, каким уничтожающим может быть абсолютный свет – белый, без единого пятнышка или оттенка.

Мир бесконечной стерильной пустоты.

Дома здесь были белыми. Окна были белыми. Люди были белыми. Дороги, машины, деревья, море, небо — всё. Всё было белым.

Не мир, а реклама отбеливателя Vanish.

Вилле огляделся. Глаза ночью почти не резало. Не то чтобы мир хоть немного серел или, по крайней мере, сбавлял свою насыщенность по ночам. Нет. Просто отражения света становились чуть мягче. Учёные высчитали. Это как-то связано с длинами волн и прочей лабудой. Вилле это мало интересовало. Он забрался так далеко не для того, чтобы вновь вспоминать школьную программу по физике.

Вилле хотел спасти мир. Он хотел спасти мир от этой бесконечной, разрывающей взгляд белизны.

В сознании почему-то всплыл образ матери. Её тучное тело и нахмуренный лоб были её чертами. Такие черты были у каждого. У друга Джека – здоровенная родинка на глазу. У Мики – прекраснейшей девушки человечества – тонкие ключицы и губы, всегда сложенные в наивную улыбку. Она всегда улыбалась.

Вилле такими чертами не обладал, чем всегда выделялся на фоне остальных. Нормальность – это ненормально.

Но это не важно. Мир всё ещё не был спасён. Вилле потратил последние 2 года в поисках Творца. Легенда гласила, что, если найти и победить его, всё вернётся на круги своя.

Однако Творец все никак не находился.

Вилле взбирался на Самые Высокие горы, переплывал Самую Глубокую реку, он спускался в Самые Тёмные пещеры. Хотя название их – это чистой воды архаизм. Даже там стояла абсолютная белизна. Нигде не мог он разыскать Творца.

И вот, добравшись до самого края мира, Вилле не знал, что делать дальше. Вселенная светилась белым, он светился ненавистью. Все его планы провалились, а ведь он обещал показать Мики звёзды и синее небо, нежный перелив заката, желтизну цветения одуванчиков летом.

Мики смеялась и называла его чудаком.

— Ты-то откуда знаешь, что всё это красиво? Ты же никогда этого не видел.

Вилле не видел, но откуда-то знал и верил, что это всё правда очень красиво. Ещё он верил, что однажды он подарит Мики Цвета. Все-все, что есть, то есть были, на свете.

На краю мира было ветрено и пусто. Мир заканчивался не обрывом, как было принято считать раньше. Мир был ограждён стеной. Белой, конечно. Вилле коснулся её. Стена была гладкой и прохладной.

Вилле ударил по ней. Сильно и отчаянно.

— Ненавижу, — белизна проглотила его ненависть. Обладай ненависть красными или багровыми оттенками, может, ещё могла бы тягаться с миром. Но и чувства теперь были отбелены.

Что делать дальше, Вилле не знал. От бессилья он осел на землю. Стена смотрела на него своей стерильной пустотой, Вилле отвечал ей пустотой душевной. День клонился к полночи.

Вот и конец. Преграда, которую ему не преодолеть. Он так долго искал Творца, а тот, возможно, просто перемахнул через стену и был таков. Вилле эту штуку никогда не перейти. Вот вам и спасение мира. Вот вам и герой.

Опять вспомнилась мать. Вспомнилось её: «Ты должен стать великим, Вилле. Понимаешь?»

Вилле передёрнуло.

Он скинул куртку. Что-то выпало из кармана. Оно уже было растворилось в белизне, но он схватил её. Кисть.

Бесполезнейший предмет в мире, где отсутствуют краски. Однако он берег кисть как зеницу ока. Он нашёл её на свалке и больше никогда с ней не расставался. Теперь всё это показалось жалкой романтичной мечтой.

— Да чтоб тебя! — Вилле кинул кисть об стену. Та отскочила и вновь прикатилась к нему.

Случилось великое.

Вилле увидел себя. В стене. В том месте, которого коснулась кисть. На него смотрел молодой мужчина. И мужчина тот был… не белый. Он был стопроцентно цветным. Немного розоватым, немного бежевым, немного охристым… Разным.

Вилле неотрывно смотрел на своё лицо. Мир сузился до его правильных черт и тёмных карих глаз.

Вилле улыбнулся.

– Я не великий, конечно. Но я хотя бы попробую.

Художник взял кисть и нанёс на холст первый мазок.