Опубликованные тексты авторов

Церквушка та стояла на пригорке, прямо там, где от Урульгинки убегала дочка — маленькая речушка, чьё название уже и не вспомнить. Купол переливался синим и золотым на солнце, внутри с большой высоты смотрела Богородица. Она была бледной, местами уходящей в дыры бетона. Большая прореха получилась под мышкой. Думалось мне, как бы хорошо залезть туда, свернуться калачиком и уснуть в этом материнском тепле. Богородица держала ладони раскрытыми перед собой.Подробнее

Скажу вам так: у нас в Зауголье всё нормально, всё как у людей. И крыши текут, и ямы асфальт выгрызают, и дома с места на место перепрыгивают. Уследить вот только за этим некому, никак не доедет до нас залётный специально обученный человек. Вот и приходится всё самим, самим. Дед-Костыль пойдёт, костылём своим заборчик какой и подопрёт. Кто свободен, посреди дороги ляжет, люк открытый и прикроет. Правда, опасно это: защекочет развеселившееся течение, подхватит да унесёт куда-нибудь к Максу Ашманну в гости.Подробнее

     Натуля не любила хореографию. Она вздыхала, дула щёки, супилась, накручивала тонкие светлые волосы на указательный палец, морщила лоб и тыкала мне в нос тёплым ртутным градусником: 36 и семь — это, вообще-то, серьёзно. Страданья она преподносила со вкусом, выдерживала все необходимые паузы, придумывала новые ходы. Брала измором.       Неудивительно, что мы опять опаздывали.Подробнее

Голова      Ночью остров Канта совсем не тот, что днём. Местный житель сюда не сунется, обойдёт почём зря. А вот заезжий аль залётный, тот может попасть впросак. Хотя власти и стараются. Вон, подсветили всё кроваво-красным, каждую паутинку обозначили: не надо, дорогой гость, не суйся сюда по ночам.      Нет, может и повезти. Ходили, вернее, пробегали, знаем. Да и то, со дня ещё просто островные антитела чуток вырабатываются.Подробнее

     Вот у меня спрашивают: а есть у Зауголья свой замок? А я всегда отвечаю: это у Замка есть своё Зауголье!      Ямка та была ямка что надо – ямище. И появилась она рядом с домищем — высоким, серым, но примечательным. У дома того были странные окна: на первом этаже их вообще не было, на втором красовалось малюсенькое, на третьем побольше — и так по возрастающей до небес. Ну, или до десятого этажа, если быть точнее.Подробнее

     Человеком я вышел не очень — голубиных супов не варил.      Не то, что мой дед. О, вот мой дед, вот это да! Как только увидит голубя, так к нему подпрыгнет, глазом глянет — и всё, готов голубок, сам порхает к нему на обед. Я этого, конечно, не видел, но уж больно хорошо дед рассказывал, сверкая своим золотым резцом. Все смеялись, когда дед хватал меня, как того голубка. «Ну и выдумщик!» А я деду верил. Разве такое выдумаешь?Подробнее

— Неужели мы Борьку съедим? — Ну как вот так съедим… Мы будем его растить, любить, выгуливать, у него свои детки появятся. А потом мясом и себя, и соседей обеспечим. Такой уж у нас порядок. Днём будет жарко — ни вздохнуть, ни выдохнуть. А сейчас хорошо — вода в умывальнике замёрзла, а воздух колюче-мятный на вкус. Дедка сидит на табуреточке и доит Февральку. Ту-ту! — бьются молочные струи о железное ведро.Подробнее

А Таньку-регулировщицу у нас все знают. А как не знать-то? Это ж она с утра пораньше выходит на Рябой перекрёсток и начинает руководить движением. Там рукой взмахнёт — левый ряд в правый переведёт, тут ногой притопнет — задом наперёд движение запустит. А уж когда совсем беда на перекрёстке (а как тут не быть беде, когда главные наши ворота-то Заугольные перекрыли незнамо как) — так песню запоёт. «Ко-ко-ко!» —завоет на разный лад, как сломанная шкатулка.Подробнее

Летом разродилась белобрюхая сторожевая собака. Вымазанная в мазуте и пыли панельной стройки, она зарылась под крыльцо заброшки и жалобно скулила, беспомощно крутя глупой приплюснутой мордой. Детишки, конечно, набежали, побросали свои железяки, палки, ободки, позасовывали круглые головы в узкую щель, да и распределили щенков между собой — стали папками и мамками. Как только детёныши немного окрепли на собачьем молоке, стали детишки таскать их по стройке.Подробнее

I Матвей позвал выпить водки. Я, конечно же, согласился. У Матвея в мастерской пахло деревом, касторкой и благовониями. Он распахнул самодельный шкафчик, вытащил оттуда сухофрукты (мясо он не ел) и полторашку, понёс это к продавленному диванчику, на котором я и сидел. Ногой отодвинул коврик для медитаций, подтащил сруб де­рева и расставил угощенье. Матвей был рукастый. Всё время таскал кочерыги с побережья, высушивал их, пилил, шкурил, заливал лаком.Подробнее

Вселенная сжалась в кулачок, ахнула, а когда разжалась обратно в ладошку, то батенька мой благочестивый и покинул нас. В опочивальне его я появился первым, и даже пытался поддержать разговор, но батенька молчал, что, с одной стороны, было невежливо (хоть и привычно), а с другой — вполне ожидаемо, если принять во внимание его теперешнее положение.Подробнее

Лужу эту знают все в Зауголье. Ещё бы: появилась она задолго до озёр для колки льда, а по глубине, как поговаривают, может потягаться с самим Балтийским морем — просто надо знать, где мерить. Вот уже несколько веков у мальчишек Зауголья есть традиция: после школы обязательно проведать лужу. Хорошо вокруг лужи подраться, закинуть шапку соперника куда-нибудь в центр и сообща вылавливать кривой палкой — а то утонет и нагоняй получат все. А ещё хорошо когда лёд кататься по луже.Подробнее

Если уткнуться в стенку (только недавно побеленную, даже ещё пахнет), то всё будет хорошо. Шурх по ней ладошкой — горячая-горячая. Там, с другой стороны, ещё не остыла печка, греет вот весь дом, а меня — особенно. Залезть бы в неё, спрятаться за чугунок с кашей, да и пролежать всю ночь. Ненамного-то я и больше этого чугунка, точно помещусь. «Ой ли, ой ли, ходит горе, ой ли, ой ли, тебя съест», — то и дело напевает-навывает-нашёптывает баба Поля, Полюшка.Подробнее

Так они и стали жить. Она заваривала чай, поливала цветы, гладила кошку, которая никогда не могла запрыгнуть на колени с первого раза. Он же любовался ею, ходил по пятам, клал голову на мягкое плечо. Время за окном застыло: весна никак не наступала, и солнце не могло пробиться сквозь облака. Она любила простые вещи: поваляться в кровати подольше, съесть что-нибудь вредное и жутко калорийное поздно вечером, просидеть в ванной целый час.Подробнее

Андрей Петрович сразу понял, что в соседней палате поселилась дама эксцентричная. Ещё ни разу до этого он не видал, чтобы санитарки, медсёстры и даже всегда хмурый главврач боялись зайти к кому-то из пациентов. «А кто это у нас теперь тут поживает в четыреста восьмой?» — пытался он выведать у дежурной, которая принесла ему обед. «Какая-то бабка сумасшедшая!Подробнее